“Свет, – пишет Э. Бэббитт, – раскры­вает славу внешнего мира и является наиблистательным из всех его бли­стательных свойств. Он придает кра­соту, раскрывает красоту и сам по себе прекрасен сверх всякой меры. Он анализатор, правдолюб и раскрыватель обмана, потому что он показы­вает вещи такими, какие они есть. Его бесконечные потоки меряют всю Вселенную и попадают в наши теле­скопы от звезд, откуда они прошли квинтиллионы миль. С другой сторо­ны, он исходит от объектов столь малых, что через микроскоп мы мо­жем видеть объекты в пятьдесят мил­лионов раз меньшие, нежели мы ви­дим невооруженным глазом. Подобно другим тонким силам, его движе­ние поразительно мягко, и все же он проникает с удивительной силой по­всюду. Без его оживляющей силы растения, животные и человеческая жизнь должны были бы немедленно исчезнуть с лица земли. Поэтому вполне естественна попытка рассмот­реть его потенциальные и прекрас­ные принципы и составляющие его цвета, потому что чем больше мы проникаем во внутренние его законы, тем больше обнаруживаем в нем вол­шебные свойства хранить в себе си­лу, оживлять, лечить, очищать и вос­хищать человечество” (см. “Принци­пы света и цвета”).

Систематическое изучение цвета на Западе началось со времен Эмпедокла и Демокрита (примерно 2500 лет назад), наибольшее приближение к системе получили у Аристотеля. Уже тогда древние сразу отметили, что цвета это дела Света (по меткому выражению Гете), рассматривая возникновение различных цветов как воздействие света на наше зрение весьма непривычным для современных представлений способом.

Мы видим бесконечное количество цветовых оттенков. Филон Александрийский был первым, кто заметил это, удивляясь цветовым переливам вокруг шеи голубя, когда тот порхал в солнечном свете. Возможно именно в этот момент человека античности осенило то, что мы теперь принимаем безо всяких сомнений: а именно, что количество цветов и оттенков настолько огромно и разнообразно, что мы не можем назвать все его оттенки и тона – по крайней мере, без помощи системного подхода. Поэтому вполне естественно, что на протяжении всей истории мы пытались изобрести цветовую систему. Мы будем рассматривать некоторые из этих попыток, и при этом увидим, что до сих пор нет четкого и окончательного, и даже объективного решения проблемы упорядочения цветов нашего мира в единую систему. История цветовых систем остается такой же открытой, как и история человечества.

По мере прогресса от античных времен до наших дней мы все также нуждаемся в понимании происхождения цвета как в мире вокруг нас, так и в мире внутри нашего сознания. В то же время мы должны научиться более точно обращаться со цветовой терминологией — естественно, не жертвуя его диапазоном. Для физика “цвет” может означать определенную длину волны, но для художника это блестящая субстанция на его палитре. Если мы обратим наше внимание на “сочетания”, мы столкнемся с таким количеством возможных вариаций, что вскоре возникнет путаница, если мы не сможем точно определить, что в каждом случае было объединено. Красный и зеленый свет, например, вместе образуют другой цвет, нежели красный и зеленый акварельные краски.

Древние греки, исследуя реальность, по-разному определяли основные цвета и их сочетания.

Плотин

Плотин (III в.) в своих «Эннеадах» рассуждал, что такое Красота, и удивлялся, почему считают, что красота – это симметрия: «В самом деле, почти все утверждают, что красоту производит симметрия частей друг относительно друга и целого…». (Симметрия была неотъемлемой частью прекрасного в греческом сознании, признанная и Платоном, и Аристотелем.) Но в процессе рассуждения античный философ приходил к выводу, что «и прекрасные цвета, скажем, и солнечный свет – то, что существует просто и не из симметрии имеет свою красоту… И ночные молнии, и видимая красота звёзд… Простая же красота цвета осуществляется формой и властвует во тьме материи присутствием бестелесного света…» Плотин соглашался с греческой традицией, которая утверждала, что красота – это прежде всего пропорциональность и симметрия, но он считал, что и цвет является неотъемлемой частью прекрасного. Но, может быть, отношение к цвету у античных философов было совершенно иным, они воспринимали цвет как тело, как вещество.

Эмпедокл

(ок. 490 – ок. 430 гг. до н. э.) считал, что мир состоит из четырёх элементов: огня, земли, воды и воздуха. Четыре цвета – белый, чёрный, красный и жёлтый – соответствуют этим четырём элементам. У Эмпедокла цвет огня – белый, цвет воды – чёрный, вернее, тёмный. Философ подробно описывал, что вода в верхней части белая, но, чем глубже, тем она становится темнее. Он отмечал, что верхняя часть воды взаимодействует со светом, на дне же вода чёрная, солнечный свет туда не проникает. Цвет Эмпедокл рассматривал не сам по себе, а вместе с телами, для которых характерен тот или иной цвет: «Цвета несутся к зрению истечениями». Если огонь у Эмпедокла белый, а вода тёмная, чёрная, то земля – жёлто коричневая, а воздух тогда – красный, но именно об этом и нет записей у философа.

Демокрит

(ок. 470 или 460 г. до н. э.) обращался к вопросу цвета с атомистических позиций, для него цвет осязаемого предмета состоял из атомов, которые бесцветны. Важно то, что Демокрит характеризовал цвета с эмоционально-эстетических позиций: белый цвет – это гладкий цвет, белое не является шероховатым, не создаёт тени, прозрачно. «Ещё со времён античности белый цвет имел символическое значение «чистоты», отрешённости от мирского, устремлённости к духовной простоте». Демокрит придавал большое значе ние твёрдости и мягкости белых предметов. Белые твёрдые предметы имеют одни атомы, белые мягкие – другие. Чёрное же противоположно белому и состоит из шероховатых, неровных и неодинаковых фигур. Красное – тёплое, более красные тела содержат меньше тепла. Жёлто-зелёное (chloron) состоит из смеси плотного и пустого. Под этим цветом греки подразумевали цвет созревающей нивы, когда она из зелёной становится жёлтой. «У Гомера это цвет мёда. Прочие цвета получаются из смешения простых. Теория смешения цветов Демокрита вызывает сомнение. Античность задаёт задачи, которые вызывают неоднозначные решения. Например, золотистый, медный состоит из белого и красного. Блеск – от белого цвета, а красноватость – от красного. Пурпурный цвет – из белого, чёрного и красного. Наибольшая доля красного, небольшая часть – чёрного. Тёмно-синий у Демокрита состоит из «лазоревого и огневидного». Демокрит мыслил тёмно-синий цвет состоящим из атомов круглых и «похожих на иголку, «чтобы чёрному тут было присуще сияние». Философ утверждал, что благодаря смешению существует большое количество цветов и разных вкусовых качеств. Демокрит не просто всматривался в цвета, он прежде всего осязал их руками. А. Ф. Лосев отмечал, что античная теория цветов являлась важной частью античной эстетики. Белое и светлое есть гладкое и спокойное. Чёрное и тёмное – холодное и неровное. Красное содержит различные оттенки теплоты. Античная эстетика занималась больше всего не столько самим эстетическим принципом, сколько художественной действительностью, то есть той областью, где эстетический принцип уже осуществлён.

 Пифагор

И еще несколько слов о Пифагоре – основателе мощного философского направления, в основе которого лежит математика как проявление чистого мышления или божественного присутствия. Безусловно, он связывал свои гармонические соотношения со звуками. планетами и цветами. Однако лично я пока не нашел подтверждения или указания на конкретные цвета.  Во многих источниках пишут про семь цветов радуги, как само собой разумеющееся, но мы видим, что античные философские школы использовали другой цветоряд, а известная нам со школы поговорка про фазана и охотника возникла спустя много столетий благодаря опытам Ньютона. Конечно, возникает соблазн связать семь нот и семь цветов радуги (да еще и планеты), но это уже задача эзотерических статей, с одной стороны, и, в отсутствие подтвержденных источников, введение в заблуждения – с другой стороны (а по древним грекам наиболее полные сочинения начали сохраняться только со времен Платона, который родился уже после Пифагора).